В 1959 году на очередной медкомиссии врач уловил у меня шум в сердце и сказал, что мне нужно сменить работу. Я пытался уговорить врача, но бесполезно. Это было осложнение после ангины, которой я переболел в десятом классе.
Пришёл в отдел кадров увольняться, но Надежда Семёновна Ершова мне сказала:
— Зачем Вам уходить? Если хотите, давайте переведём Вас на завод.
Я согласился. Это был электроцех- филиал завода в районе Павелецкого вокзала. Он располагался в здании старой церкви. Сейчас там снова церковь.
В то время я и понятия не имел о сверлильных и прочих станках. В первый же день зажал рукой деталь и стал её сверлить на станке. Сверло обломилось, деталь улетела в стену…
Видевший всё это слесарь Ваня Разгильдеев побледнел и, даже не выругавшись, подошёл ко мне и минут десять учил, как правильно работать на сверлильном станке. Эту науку я запомнил на всю жизнь.
Энергии у меня было много, работал всегда с огоньком, любил выездные работы. Помню, как ремонтировал на месте панель в доме 18 по Ленинградскому проспекту.
На третьем этаже работал Виктор Иванович Кривицкий, сухощавый мужчина лет пятидесяти, с юмором и классный специалист. Вместе с ним работал Бронислав Иванович Свистунов — такой великолепный был мужик, спокойный, добродушный, всё схватывал на лету.
Однажды летом в обеденный перерыв, как всегда, народ отдыхает: внизу шум и гам — играют в волейбол, кто-то ждёт своей очереди заменить проигравших, кто-то перекусывает… Слесарь с первого этажа лежит на крыше сарая, пьёт кефир с бутербродом…
Я за всем этим наблюдаю из окошка второго этажа. Вдруг на глаза мне попалась латунная трубка длиной метра полтора, идеально прямая. Недолго думая, я слепил из хлебного мякиша шарик и выстрелил им в газету на стене. Попал портрету в глаз!
Недолго думая, я свесился с подоконника и «фукнул» хлебным шариком этому слесарю прямо в затылок. Тот обернулся и погрозил кому-то кулаком. Оказывается ниже меня сидел, свесив ноги с окна здоровый моторист Володя. Он тоже что-то ел, смотрел на волейбол и смеялся над волейболистами. Слесарь подумал, что моторист смеётся над ним.
Я выстрелил второй раз и попал слесарю куда-то за ухо. Он обернулся и опять погрозил кулаком Володе.
В момент третьего выстрела слесарь обернулся, и шарик попал ему прямо в глаз! Он с матом-перематом соскакивает с крыши сарая, хватает какую-то чугунную заготовку и бросает её в Володю-моториста.
Окно над Володей навылет! Володя в два раза здоровее слесаря, соскакивает вниз, и начинается потасовка…
К моему окну подходит Виктор Иванович Крививший, который видел всё происходящее с самого начала:
— — Вот что, карась, я думаю, что тебе пора сматываться. Они сейчас разберутся что к чему, и тебе не поздоровится.
Я бегом вниз в раздевалку, схватил рубль и скорее на Павелецкую — мороженое есть. Купил мороженое, погулял, время в пяти часам. Возвращаюсь обратно — пора работу заканчивать.
Иду на первый этаж, где работал слесарь. Вижу, что у него синяки под глазами: один мой, а второй от Володи-моториста.
— Извини меня, — говорю, — я не хотел, так уж получилось..
Он глянул на меня искоса и говорит:
— Карась, час назад я тебя убил бы, а сейчас прощаю.
Пошёл я на второй этаж к Володе-мотористу. У него тоже фингал под глазом. Попросил прощения и у него.
Потом целый год мужики смеялись, вспоминая, как я двоих чуть не убил.
Был ещё и такой случай.
В один прекрасный день нам в цех привезли привезли пару красных шведских диэлектрических перчаток. Охраны труда особой тогда не было, перчатки долго валялись в шкафу, пока не подошла очередная инвентаризация.
Начальник цеха Лев Владимирович Цедербаум говорит мне:
— Чижик, убери перчатки куда-нибудь, чтобы не маячили на глазах.
И я убрал их в дальний угол.
Через некоторое время перчатки попались на глаза нам с моим напарником Виктором Чмарёвым. Мы их под кран и закачали в них литров по 15 воды, завязали проволокой.
А в цехе была лестница на чердак с люком. Там было что-то вроде барахолки: валялось всё, что выбрасывать было жалко. Вот на этот чердак мы и затащили перчатки с водой. Одну тащили вдвоём.
Через несколько дней мне понадобилось найти на чердаке кусок текстолита. Пока я его искал, под люком две слесаря Миша и Серёжа разложили большой лист текстолита полтора на полтора метра. Один держит линейку-чертилку, другой что-то размечает.
Я подкатил к люку одну из перчаток, подождал, когда они немного отошли от листа и толкнул её вниз. Перчатка взорвалась с глухим звуком. Они ничего не могут понять, стоят как два мокрых шкодливых кота, вода с них течёт, линейку сдуло…
Они посмотрели по сторонам, потом наверх,сели на ступеньку, о чём-то посовещались, и один из них пошёл на второй этаж. Я спрашиваю:
— Миш, куда Сережка пошёл?
— За битумным лаком.
— Зачем?
Он так посмотрел на меня:
— Карась, мы сейчас из тебя Чомбу будем делать!
И правда, смотрю, Сергей тащит ведро битумного лака и малярную кисть, которой красят статоры моторов и лезет ко мне.
Я быстренько закрыл люк, поставил сверху стул и сел на него.
Где-то через час заходит Цедербаум:
— Где «карась»? Никогда его нет на рабочем месте!
— Да где-то здесь, Лев Владимирович. Наверное, пошёл на первый этаж.
Короче, говоря, время идёт к пяти. Я не выдержал:
— Ребята, ну чего, пора выпускать!
— Слезай!
— А Чомбу не будете делать?
— Не будем.
Когда я спустился, они взяли меня за руки-за ноги и моей спиной вытерли всю воду на полу цеха…
Вторая красная перчатка с водой тоже дождалась своей очереди.
Через какое-то время я снял её с чердака и положил в укромном месте на втором этаже.
Надо сказать, что со второго этажа на первый этаж нашего цеха тоже вела лестница. Она упиралась в небольшое помещение, в котором за одним большим столом сидели 12-15 женщин — обмотчицы моторов.
И вот я однажды подтащил перчатку с водой к лестнице на первый этаж и толкнул её вниз. Она неспешно стала переваливаться со ступеньки на ступеньку, так как мешали торчащие в разные стороны пальцы. Зрелище было не для слабонервных.
Одна женщина, которая её вдруг увидела, заорала и вскочила на стол. Остальные, даже не видя эту перчатку, тоже вскочили на стол. В этот момент заходит Лев Владимирович Цедербаум и изумлённо пытается понять, что случилось, почему все женщины стоят на столе. Тем временем перчатка допрыгала до ножки стола и лопнула, обдав всех водой. И я опять получил нагоняй!
Однажды я пришёл на работу совершенно невыспавшийся — провожал девушку домой и спать лёг в три часа ночи. А в восемь утра уже надо быть на работе.
Бригадир, увидев моё состояние, поинтересовался, не пил ли я накануне. А узнав причину, посочувствовал и сказал:
— Иди поспи немного, если что — я «прикрою».
Я нашёл подходящее местечко между готовыми панелями и окном и уснул.
Через какое-то время меня разбудил бригадир:
— Иди скорее! Тебя по всему цеху ищет Цедербаум.
Я бегом к начальнику цеха:
— Лев Владимирович, вызывали?
— Нет, не вызывал…. Ха-ха-ха, — начал смеяться он, — посмотри на себя в зеркало.
Я глянул и обомлел: у меня на лбу битумным лаком нарисован крест, на щеках круги как у Петрушки, а нос полностью чёрный!
Это слесари Миша с Серёжей отомстили мне за первую перчатку.
Я стал оттирать битумный лак керосином, а он уже засох. Еле оттёр к концу дня. Ехал домой с красным лицом, ничего нельзя было поделать.